Четыре года спустя

Четыре года спустя

2014 год стал для Украины тем, чем должен был стать 1991-й. По сути, сегодня на дворе – наш 1995. Таким, каким он должен был бы стать, если бы распад Союза совпал с обретением реальной, а не имитационной независимости

Автор – Павел Казарин, Украинская правда.

Судить прошлое из настоящего очень легко. Мы начинаем придумывать себе мотивации, которых не существовало, и реальность, которой не было.

2014 год стал для Украины тем, чем должен был стать 1991-й. По сути, сегодня на дворе – наш 1995. Таким, каким он должен был бы стать, если бы распад Союза совпал с обретением реальной, а не имитационной независимости.

Из нынешнего 2018-го порой кажется, будто ничего не меняется, но это происходит лишь потому, что мы нормируем себя нынешних. Совершенно не факт, что каждый из нас сегодняшних смог бы договориться с самим собой пятилетней давности.

И каждый из тех вопросов, которыми мы сегодня задаемся, имеет вполне конкретный ответ.

 Майдан не был революцией. Он был восстанием – против узурпации власти. Люди выходили не столько "за", сколько "против".

Нельзя представить ни одной общей позитивной повестки, способной объединить столь разное социальное, идеологическое, географическое и возрастное. Объединял протест – против режима и его архитекторов. И общее ощущение несправедливости и тупика, которым от них веяло.

Невозможно перепрыгивать ступени на социальной лестнице. До Януковича страна существовала по коррупционно-корпоративным правилам. Экс-президент изменил эту систему на криминальную.

Небесная Сотня – это та цена, которую стране пришлось заплатить за то, чтобы отмотать сползание на одну ступень.

Но после победы мы просто вернулись в доянуковичевскую эпоху. Коррупционно-корпоративную. С соответствующими элитами и правилами.

При этом утверждать, что "ничего не изменилось", может лишь человек с очень короткой памятью. Домайданные новостные ленты отрезвляют. Вся повестка страны складывалась из дискуссий о том, выпустят ли Тимошенко.

СМИ соглашались либо на лояльность, либо на маргинальность. Коррупция не была медиатрендом лишь потому, что о ней негде было писать. И нынешняя вертикаль отличается от предыдущей в той же мере, в которой коррупционер отличается от бандита.

Мы стали заложниками собственных ожиданий. Четыре года назад мы представляли будущее как киношный хэппи-энд. В котором после победы начинаются титры, а герои, взявшись за руки, уезжают в закат.

Но чемпионы не рождаются из вчерашних обитателей диванов. Наши опухоли разраслись так, что одномоментно удалить их попросту невозможно. Это история про долгую социальную химиотерапию на годы. Или десятилетия.

Мы часто повторяем, что политики хуже общества, но давайте будем честны. Украина – страна конкурентных выборов и у власти находятся лишь те, кому мы сами вручаем право на власть.

Идеологи реформ соотносятся с обывателями в той же пропорции, в которой локомотив соотносится с вагонами. Локомотив определяет вектор движения, а вагоны определяют инерцию. Скорость движения напрямую зависит от размеров буксируемого, а резкие маневры чреваты схождением с рельс.

Чтобы не разочаровываться – не стоит очаровываться.

Война стала детонатором. Если бы не вторжение в Крым и на Донбасс – вполне возможно, что второй Майдан повторил бы судьбу первого. И "эксы" взяли бы реванш уже через пару лет после победы улицы.

Но именно российское вторжение уничтожило этический фундамент у российской визии украинского будущего. Вдобавок, война стала не этнической, а ценностной.

Когда на одной чаше весов – ценности "русского мира", а по другую – ценности мира украинского. В котором может найти себя каждый, вне зависимости от языка колыбельных. Достаточно лишь ответить для себя – чьей победы и чьего поражения ты желаешь по итогу этой войны.

Это не значит, что мы застрахованы от реванша. Но в обществе куда меньше иллюзий о мирном сосуществовании с империей. Соцопросы о том, "куда ж нам плыть" – тому иллюстрация.

Мы эмансипируемся. От Кремля, от России и от империи. Мы называем этот процесс декоммунизацией, хотя справедливее называть его деколонизацией.

Через этот процесс проходили все бывшие колонии после обретения независимости: жаловаться на него – все равно, что скорбеть о смене времен года.

Война стала дефибриллятором для украинского организма – и теперь страна проводит ревизию самой себя, пытаясь понять, что именно успело атрофироваться за годы бездействия.

Мы больше не спорим о количестве государственных языков и памятниках Ленину. Отказываемся от советского и имперского. Болеем "болезнями роста" и учимся осознавать самих себя как нечто отдельное. И этот процесс тоже обречен растянуться во времени.

Одна лишь иллюстрация. За последние четыре года взаимный товарооборот между Москвой и Киевом упал в восемь раз. Нынешние объемы торговли – лишь 12% от довоенных. И все равно РФ остается нашим крупнейшим торговым партнером – а потому можете сами представить себе глубину довоенной интеграции.

ричем, речь ведь не только об экономике. Подобный же симбиоз был в политике и культуре, в финансах и взглядах на жизнь. За столетия совместной жизни мы стали напоминать сиамских близнецов. Процесс разделения которых никогда не бывает быстрым и безболезненным.

Вопрос не в диагнозах, а в рецептах. Наше настоящее заслуживает критики. Регулярной и жесткой. Мы живем в эпоху рецидивов и метастаз. Ставить реальности диагнозы – несложно. И именно поэтому куда важнее то, что нам предлагают взамен.

Потому что за право критиковать настоящее сражаются прошлое и будущее. Они могут быть одинаково красноречивы и точны, но разница между ними фундаментальна. Тем более, что прошлое раз за разом пытается притвориться будущим – и под этой вывеской продать себя нам заново.

Нет смысла создавать с прошлым альянсы – даже временные и ситуативные. По той же причине, по которой нет смысла садиться за карточный стол с шулером.

Тем более, что Майдан, Крым и Донбасс стали итогом правления этого самого прошлого. Нет ни одной причины давать ему второй шанс.

Простых решений нет. Мы часто слышим о том, что реформы – шаг к благоденствию. Но даже в случае их успеха, мы не станем Польшей. Точно так же, как Польша в результате успеха реформ не стала Германией.

Мы упустили слишком много времени, а выздоровление страны – это процесс, который растягивается на десятилетия.

Любой, кто обещает скорое благоденствие – шарлатан, который предлагает морфий вместо лекарств. Да, мы можем загнать себе в вены напечатанные гривны и государственное регулирование. Но в итоге это обернется дефицитом, инфляцией и обеднением.

Классическая ломка, которая наступает после популистской героиновой дозы. Если нельзя, но очень хочется – то все равно нельзя.

Точно так же, как нельзя питать иллюзии, будто войну можно выиграть уже завтра. Ключи от мира находятся в Москве, а не в Киеве. Как только украинская армия переходит в наступление – в окопах ее встречает российская кадровая армия.

Закон масштабов никто не отменял – имперский военный кулак больше нашего. Так что не стоит питать иллюзии, их опасность доказана Иловайском и Дебальцевым.

Единственная формула быстрого мира, доступная Украине – это капитуляция. Но кому нужен такой мир?

Мы спорим – и это нормально. Внутренние дрязги – это отголосок той реальности, которая случилась четыре года назад.

Пророссийский лагерь оказался дискредитирован. А проукраинский – оставшись в одиночестве – начал дробиться. На "левых" и "правых", сторонников тотального "рынка" и сторонников "государства".

Единственное, о чем не следует забывать – внутренние заборы не должны быть выше внешней крепостной стены. Именно это в свое время позволило нам выстоять в войне. Именно это стало плавильным котлом для новой полической нации.

Как только внутренние окопы станут шире внешнего рва – мы проиграем.

Автор – Павел Казарин, Украинская правда.