Когда учитель в конце урока говорит: "Все сидят, звонок — для меня, а не для вас!" — это буллинг

Офис омбудсмена работает лишь несколько месяцев, а уже получил около 250 обращений и запросов.

Мы встретились с Сергеем Горбачевым как раз на годовщину, — ровно год назад вступил в силу закон о противодействии буллингу. Найти время для встречи было непросто, ведь кроме работы в офисе образовательный омбудсмен выезжает "в поля" — на месте разбираться в конфликтных ситуациях, связанных с травлей и нарушением прав. Источник – Зеркало недели.

— Обычно в службу омбудсмена обращаются, когда нужна помощь, — рассказывает Сергей Горбачев. — Существует три категории участников образовательного процесса: соискатели образования (ученики, студенты), педагоги и родители несовершеннолетних. Каждая имеет свои права, интересы и позицию, которые иногда пересекаются и даже входят в определенное противоречие. Поэтому главная задача омбудсмена — согласовать интересы, найти какое-то общее решение. Это удается, однако, не всегда.

Дело тормозит чрезвычайная запутанность и большой объем нашего образовательного законодательства. Проблема заключается в том, что эту сферу регулирует множество нормативных актов, некоторые из них не нужны, — и вместе с тем мы не имеем многих крайне необходимых документов, чтобы установить единые для всех правила. Потому что там, где нет правил, а следовательно и алгоритма общения, возникает произвол или злоупотребление некоторыми вещами.

За год действия закона украинские суды рассмотрели более 300 дел о буллинге. По 122 из них уже вынесены решения и определены наказания: штрафы, общественные работы, публичные извинения, предупреждения, устные замечания. Некоторые дела закрыты по сроку давности или из-за отсутствия состава правонарушения, другие — отправлены на доработку.

У нас был круглый стол с юристами, где судья одного из районных судов Киева проанализировала реальное дело, не называя имен. Поразило, что документы, представленные в суд, содержали мало конкретных фактов, лишь оценочные суждения и обвинения. К сожалению, это довольно распространенное явление: человек пишет "моего ребенка обижают", но ни одного факта не приводит.

Все надо документировать: кто это сделал, при каких обстоятельствах, что именно произошло. Например, если ребенок говорит вам, что учитель унижает его перед классом, обязательно запишите дату, время, все, что было сказано, и присутствующих учеников. Потому что когда имеем дело с оценкой ситуации разными участниками конфликта, согласовать их не опираясь на факты абсолютно невозможно. Утверждение "моего ребенка обидели" — оценочное суждение, а факты должны быть изложены, например, таким образом: "15 января на уроке _______ учитель назвал моего ребенка _______". Это уже факт, достоверность которого можно подтвердить и опираться на него в ходе рассмотрения в суде.

Я прослушал анализ дела о буллинге в изложении судьи и осознал чрезвычайно важную вещь, которая меня, с одной стороны, заставила задуматься, а с другой — вдохновила: если бы все то, что надо было сделать во время подготовки дела к слушанию в суде, было сделано своевременно, то дело до суда просто не дошло бы. Все было бы решено на уровне школы: родители своевременно подали бы директору заявление о событии, которое может быть буллингом (очень много ситуаций, когда родители тянут до последнего!), потом была бы своевременная фиксация фактов, своевременные выводы руководства школы.

Мы уверены, что просветительская кампания здесь чрезвычайно важна.

 — Вы запускали в соцсетях флешмоб "Спроси ребенка о буллинге". Многие родителей его поддержали?

— Да. Мы рассказывали, на что обращать внимание, когда ребенок приходит из школы (цела ли его одежда, есть ли синяки и царапины, в порядке ли портфель, какое настроение). Здесь много маркеров, которые позволят заметить важные вещи. Разговор: "У тебя все нормально в школе?" — "Угу", — ничего не даст. Спрашивать надо иначе.

Мы сформулировали три десятка ключевых вопросов. Например: "Что тебя сегодня порадовало в школе? А что огорчило? С кем ты сегодня хорошо пообщался? От чего у тебя сегодня плохое ощущение?" и т.п.

Многие проблемы возникает потому, что ни дети, ни родители, ни учителя не воспринимают огромное количество фактов буллинга, как буллинг. Потому что "так принято".

Например, если учитель в конце урока говорит: "Все сидят, звонок — для меня, а не для вас!" — это буллинг.

  — Фраза "никто на перемену не выйдет, пока я не разрешу", — тоже буллинг?

— Абсолютно. Это посягательство на право ребенка на отдых. Школьник работает больше, чем взрослые, потому что у него в школе 6–7 уроков, потом еще домашние задания часа на три-четыре, дорога из школы, кружки… То есть, фактически, у ребенка рабочий день 11–12 часов или больше. И отбирать у него право на отдых — это буллинг. Учитель должен спланировать урок так, чтобы отпустить детей четко по звонку.

Или, например, ребенка не отпускают в туалет на уроке. Это уже не просто буллинг, а физическое издевательство, которое может нанести ущерб здоровью.

Из примеров, приведенных выше, можно сделать вывод, что учителя только о том и думают, как "буллить" детей. На самом деле это абсолютно не так: большинство учителей — ответственные люди, профессионалы своего дела, которые доброжелательно относятся к детям. Но, к сожалению, иногда в школах случаются эпизоды, когда учитель провоцирует буллинг, разделяя учеников на любимчиков и аутсайдеров, навешивает на них ярлыки, чем создает конфликтную ситуацию в детском коллективе и обостряет ее. Или даже сам учитель может буллить ребенка.

И инициаторами буллинга бывают не только учителя, но и дети, и родители. Вспомним историю о торте, которым не угостили девочку, потому что ее мама не сдала на него деньги.

Закон о буллинге, на мой взгляд, еще нужно дорабатывать, но он сделал очень важное дело — привлек внимание общества к этому явлению и показал, что, собственно, происходит. Борьба с травлей — не быстрый процесс, но он начался и непременно улучшит уровень защиты всех участников образовательного процесса.

 — И здесь важную роль должна играть школьная психологическая служба. Но психологов не хватает.

—Школы обеспечены психологами приблизительно на60–65%, то есть треть школ специалиста такого профиля не имеет. Зарплата школьного психолога около 4–5 тысяч гривен. Немного найдется желающих на нее, зная, что на консультировании заработают раз в пять больше. Над этой проблемой нужно работать.

Сейчас очень горячо дискутируется идея, что психолог не должен подчиняться директору школы. Например, психолог видит, что причина конфликтов не в том, как ведут себя ребенок или учитель, а в том, как организован учебный процесс, какова позиция руководства, как осуществляется или (чаще) не осуществляется коммуникация. Если это обоснованное заключение психолога, то он так и должен написать в отчете. И никто не должен ему указывать, что можно писать, а что — нет.

Предложение вывести психолога из подчинения директору вызывает серьезное сопротивление некоторых директоров и руководителей органов управления образованием. Могу лишь предположить, что сопротивление вызвано опасениями, чтобы такой формат работы психолога не вывел на свет то, что некоторые коллеги хотели бы скрыть.

С другой стороны, и профессиональный уровень психологов — проблема. Бывают случаи, когда практикующие психологи игнорируют профессиональную этику. Я был просто шокирован случаем в одной из школ, где психолог на родительском собрании рассказывал о детских проблемах, называя фамилии. И попытки директора объяснить, что это неэтично и совершенно непрофессионально, результата не дали. "А что здесь такого? — говорит мне этот психолог. — Я что, не имею права рассказать, а родители — не имеют права знать правду о своем ребенке?" Родители имеют право, конечно: но только индивидуально, в ходе беседы наедине, и очень деликатно.

— Сергей Иванович, чем конкретно вы можете помочь людям, которые обращаются к вам с жалобами?

—Мы можем предложить администрации школы и заявителю варианты выхода из конфликтной ситуации. Можем обратиться в местные органы власти и самоуправления, в правоохранительные органы.

— Если все же не удалось уладить конфликт, вы можете представлять в суде интересы заявителя?

— Да. Но здесь есть нюанс. В Положении о службе омбудсмена закреплено наше право подать заявление в суд, но, согласно закону об адвокатской монополии, который начал действовать с 1 января, никто не может представлять интересы лица в суде, кроме лицензированного адвоката.

— Но вы имеете право участвовать в суде?

— В каком статусе? Свидетеля? Сейчас Верховная Рада рассматривает законопроект об отмене адвокатской монополии, и я надеюсь, что этот вопрос будет снят.

— Ваш офис составил детальную инструкцию для родителей, разъясняющую, что делать, когда ребенок подвергся буллингу со стороны учителя. Там указано, что родители или ученики имеют право фиксировать на фото и видео действия педагога. Это законно?

— Законы Украины это разрешают. Согласен, здесь есть определенная законодательная несогласованность, но, когда речь идет о соблюдении прав, несогласованность всегда трактуется как отсутствие запрета. Право человека фиксировать и собирать информацию закреплено Конституцией. Остальные законы не могут отменить ее действие. Кроме того, учитель — публичное лицо, осуществляющее профессиональную деятельность в публичном месте, каковым является школа.

А вот использование аудио- и видеозаписей в суде может быть проблемой: суд должен убедиться, что видео или аудио — аутентичное (то есть не смонтировано).

Если говорить об аудиозаписи (ее часто делают с помощью диктофона, вмонтированного в часы), то очень часто родители манипулируют: берут одну фразу учителя, вырванную из контекста. В суде это не пройдет.

Вот реальный пример: ученик нецензурно выражался в классе, и учитель эмоционально сказал: "Замолчи, наконец!". И это "Замолчи", вырванное из контекста, демонстрировалось как доказательство. Учитель — живой человек. Конечно, существует определенный уровень профессиональной подготовки, но есть и эмоциональные реакции, возникающие в ситуации форс-мажора. Именно поэтому и в ходе рассмотрения конфликта в школе, и в ходе рассмотрения в суде надо видеть всю картину, иметь информацию о причинах тех или других событий.