Как вынужденным переселенцам из Донбасса пережить возможную потерю имущества и жилья

Фото Константина и Влада ЛиберовыхПока идет российско-украинская война, каждый украинский город, поселок или село находится под угрозой российских ракетных ударов и обстрелов. Но у жителей тыловых регионов риски попасть под авиа удар меньшие, чем у тех украинцев, которые живут на прифронтовых территориях.

Чем ближе к линии фронта – тем более жестокие обстрелы! Пытаясь прорвать оборону украинских войск, враг уничтожает все живое: украинцев, инфраструктуру, предприятия, жилые дома. Выжженная украинская земля – вот настоящая цель россиян.

Больше других украинских регионов сегодня страдает Донетчина. Десятки населенных пунктов оккупированы и разрушены до основания. После войны их придется отстраивать с нуля.

Десятки тысяч жителей Донбасса стали бездомными. Они потеряли все, что своим трудом приобрели за десятки лет жизни: дома, квартиры, дачи, гаражи, имущество.

Конечно, потерю имущества нельзя сравнивать с утратой близких людей. Ибо это потери непоправимые.

Но имущественные потери – тоже серьезное испытание для каждого человека! Ведь потерять все, на что человек или семья положила годы жизни и здоровья, тоже нелегкий удар судьбы!

Как его пережить?

Нужно ли морально готовиться к таким потерям вынужденным переселенцам из городов и сел Донбасса, которые стали прифронтовыми территориями?

Следует ли вынужденным переселенцам вывозить имущество из своих пока еще не разрушенных домов?

Ответы на эти и другие вопросы журналист «Карачуна» искал вместе со своими земляками – вынужденными переселенцами, которые уже имеют горький опыт потери жилья и имущества.

«Дома сгорело все, кроме нашей памяти»

Более полугода «на слуху» у всех Бахмут. Силы обороны Украины, несмотря на огромное давление врага, до сих пор удерживают часть города-крепости. Но жители Бахмута знают: города уже практически нет.

Начиная с прошлого лета, когда начались регулярные обстрелы, жители Бахмута еще надеялись, что их город не получит таких катастрофических разрушений, как, например, Мариуполь. Те из них, кто эвакуировался из Бахмута, жадно ловили любую информацию о том, что происходило в родном городе, следили за ходом боев. Но с каждым месяцем информация оттуда поступала все тревожнее.

…Вот враг подошел к Опытному, затем – на окраины города («а там же мой дом!»), потом россияне постепенно начали продвигаться к промышленной зоне и реке Бахмутка («может, здесь удастся их остановить?»).

Но, несмотря на безумные потери оккупантов, орда двигалась дальше.

В местных социальных сетях жители Бахмута несколько месяцев активно обсуждали продвижение врага по родному городу. Чем дальше, тем больше появлялось в Бахмуте захваченных и разрушенных домов. Горожане, как могли, морально поддерживали друг друга. Рассказывая о судьбе своих домов и квартир, они не могли сдержать эмоций.

Вот несколько таких постов жителей Бахмута, которые журналист «Карачуна» прочитал на одном из местных пабликов:

Наталья Скляр:

- Очень трудно. Мысленно возвращаюсь в комнаты, собираю вещи, которых сейчас так не хватает. Знаю где, что оставалось. Однако понимаю, что нет уже ничего. Каждая вещь, словно живое существо – с душой, историей, чувствами.

Но больше всего страдает дочь. Она носит повсюду ключ от нашей прошлой жизни, нашего дома, и верит, что когда-нибудь откроет им знакомую дверь.

Valeriy Sanych:

- Дончане, потом бахмутчане уже второй раз такое переживают. Умнее сделали те, кто уехал подальше от Донбасса, но некоторых война догнала в Буче или Харькове.

Екатерина Руденко:

- Я дважды переживала оккупацию, сначала в Клиновом – летом, когда снаряд «посетил» наш дом, а затем оставшиеся в нем вещи растащили. Потом сгорела квартира и полностью «стертый» дом в Бахмуте на карьере, где я росла, где проходило мое детство и юность. Из этой квартиры мы ничего не успели вывезти. Сгорели фото, все фотографии – история нашей семьи...

Галина Тихомирова:

- Радуюсь, что мы живы. Мы – из Часов Яра.

Ольга Мащенко:

– Я не знаю, что с моим жильем в Светлодарске. Город оккупирован. От одной только мысли, что там могут жить эти ублюдки, становится отвратительно.

Наталья Жукова:

- Мне невероятно отвратительно видеть оккупантов в соляных шахтах и на заводе шампанских вин. Чувство, будто тебя изнасиловали. Относительно жилья, такого ощущения нет. Относительно квартиры, которая на Западном микрорайоне, есть ощущение, что мое жилье – живое существо, которому страшно, одиноко. Оно заброшено, возможно, сгорело. Вспоминаю свое жилье про себя именно так.

Марина Шажко:

- Больно за семейные фотографии, которые я не успела вывезти... Это – частичка меня, которая теперь останется только в моей памяти... Душа рвется на куски...

Татьяна Чикунова:

– У нас остались там все фото и диски. И это самое дорогое для меня, что там осталось. Первые фото детей – как они росли, праздновали первую победу, первый выпускной в садике. Диски с детскими праздниками. Фото моих родителей, которых уже давно нет. Мои дети знают бабушку и дедушку только по фото.

Бетти Гончарова:

– Все время думаю, что с моего этажа хорошо стрелять в сторону оккупированной части города. И искренне надеюсь, что этим воспользуются наши военные. Больше ничего не чувствую. Ярость – когда вижу кадры боев на кладбище. Дома отстроятся, а перерытые авиабомбами кладбища с нашей памятью – нет.

Ирина Яценко:

– Кажется, это невозможно пережить. И с этим теперь нам жить...

«Сначала во мне поселилась пустота…»

У каждого жителя любого оккупированного или разрушенного войной города или села из Донетчины – своя драма и свой горький рассказ о потерянных надеждах и искалеченной жизни. О той счастливой жизни, которую забрали у них (нас) российские захватчики. Разрушенное жилье, утраченное имущество – лишь часть трагедии украинцев.

Когда вор в темном переулке отнимает у вас кошелек и драгоценности – это отвратительно.

Когда таким вором является народ, который многие украинцы в свое время считали братским, это рождает у нас естественную и понятную ярость.

Но украинцы знают: мы переживем эти потери. Все отстроим и ничего не забудем.

Такую уверенность, например, выразила в разговоре с журналистом «Карачуна» жительница Бахмута, а ныне вынужденная переселенка Светлана Овчаренко.

Из-за войны она потеряла и жилье, и имущество. Но не утратила жизненный оптимизм!

Светлана Ивановна с болью рассказывала мне о своей разрушенной квартире, об уничтоженном доме ее восьмидесятилетней матери, которая вынуждена теперь жить по чужим углам вдали от родного дома.

Но, несмотря на все трудности жизни вынужденных переселенцев, несмотря на потерю имущества, жилья и неустроенность быта, наши земляки- переселенцы знают: нельзя отчаиваться, потому что есть немало украинцев, которым сейчас намного хуже!

Вот что рассказала «Карачуну» Светлана Овчаренко:

- Через месяц после начала полномасштабного вторжения в Украину, россияне уже активно обстреливали Бахмут. В одном из окон моей квартиры от взрыва тогда вылетело стекло. Я застеклила окно. Но обстрелы города продолжались. И вскоре я пришла к выводу: мои взрослые дети были правы, когда настаивали на эвакуации из города.

Из Бахмута мы выехали в последних числах марта прошлого года. Эвакуировались в Одессу.

Мы уезжали из дома, как и большинство наших земляков – вынужденных переселенцев, с минимумом вещей. Один чемодан, дорожная сумка… И одежда, словно ехали на пикник. Почему-то никто тогда не думал, что едем надолго.

Сначала была надежда на то, что мое жилье уцелеет. Наш многоквартирный дом расположен в районе «Квадраты» – «возле самолета» (это как раз на дороге в Константиновку). Жители микрорайона создали чат, в котором делились информацией, фотографиями, видео о том, что там у нас происходит. Конечно, и я, и все мои соседи тщательно отслеживали текущую ситуацию в городе.

Еще в январе этого года наш дом был почти цел (только частично поврежден). В частности, в моей квартире от взрывной волны только вылетели окна. Погода была – то снег, то дожди. Зная, что в нашем доме на чердаке много голубей, я представляла себе, как эти птицы поселятся в моей квартире, как будут высиживать птенцов на моих подушках, диване. Становилось жутко.

В то время в Бахмуте еще работали ремонтные бригады, которые по заказу владельцев поврежденных квартир «зашивали» окна плитами ДСП. Я отдала десять тысяч гривен, чтобы эти наши местные бесстрашные ребята «зашили» окна в моей квартире.

А через две недели снаряд прилетел прямо в мою квартиру.

Вскоре я увидела фотографию, на которой была моя выгоревшая квартира. Конечно, фото было сделано с улицы. Но можно было легко понять, что внутри квартиры при таком пожаре не могло уцелеть ничего. Сгорело все: личные вещи, мебель, бытовая техника. Я даже свои украшения не забрала, оставила их дома в спальне в шкатулке. Там же осталась наша семейная иконка, подаренная мне бабушкой.

А через месяц я увидела фото, на котором совсем не было той части дома, где расположена моя квартира – все разрушено!

Было очень больно. Ведь и жилье, и все это имущество не упало мне с неба, оно приобреталось годами, было заработано кропотливым трудом.

Конечно, я понимала, что не я одна так пострадала, что десятки тысяч жителей Бахмута сейчас переживают такие же потери.

И было ощущение, что Бахмут – это не только разрушенный город и уничтоженные квартиры. Это полностью перечеркнутая жизнь десятков тысяч горожан!

У меня не осталось ни одной фотографии моих маленьких детей, моих молодых родителей, моих бабушек, дедушек. Сгорел наш семейный видеоархив. Сгорела не просто квартира. Сгорела история моей семьи.

Конечно, жаль квартиру. Там родились и росли двое моих детей. Там прошла вся моя жизнь! 

И сейчас нет ничего.

У меня иногда спрашивают мои знакомые: не жалею ли, что в свое время, когда еще можно было, не поехала в Бахмут, чтобы вывезти какие-то вещи?

Жалею, конечно. Еще осенью, наверное, можно было вернуться домой хотя бы на день-два, чтобы забрать самые ценные для меня вещи. Но не приехала, не забрала. Почему? Думалось: сейчас там опасно, нужно немного подождать.

Но чем дальше – тем было все более опасно находиться в Бахмуте. Пока не пришло время, когда возвращаться мне уже было некуда.

Некоторые мои земляки успели вывезти свое имущество и какие-то вещи. Может, это было верное решение.

Но проблема еще и в том, что нам, вынужденным переселенцам, просто некуда вывозить свое имущество. К примеру, мы за год (по разным причинам, часто от нас не зависящим) поменяли уже пять арендованных квартир. Так что, каждый раз при переезде возить имущество за собой?

Конечно, я тяжело переживала потерю жилья и имущества. Первое время чувствовала какую-то внутреннюю пустоту, даже ступор. Казалось, душа высохла и покрылась льдом. Иногда ночью рыдать хотелось.

А потом я поняла, что надо как-то усмирить такие эмоции. Я сказала себе: потеря жилья и имущества – да, это больно. Но все это наживное! А вот когда тысячи украинских семей потеряли на этой войне то, что дороже всего – своих родных – это настоящее горе и трагедия.

Конечно, учитывая мой уважительный возраст, не стоит надеяться, что через некоторое время сумею достичь того уровня благосостояния и комфорта, который наша семья имела до войны. Но, как показала нынешняя жизнь, нам, вынужденным переселенцам, на самом деле не нужно так много вещей, как имели мы в той, «прежней жизни».

А еще от горьких мыслей меня спасает работа. Она помогает пережить это нелегкое время.

А вообще я сделала для себя такой вывод: все проблемы пережить легче, если не давать волю негативным эмоциям! Стараюсь искать в своей жизни какие-то положительные моменты, настраивать себя на оптимизм.